Судоремонтникам в Балтии тесно

Судоремонтникам в Балтии тесно

Самые большие

До сих пор самый большой заказ у Balti Laevaremonditebase (Балтийского судоремонтного завода) был от фирмы по грузовым и пассажирским перевоз­кам Hansatee... Это можно считать рекордной рабо­той в Балтии. Работу над паромом „Fantasia” начали в декабре 1997 года и закончили 25 февраля 1998 года. Об­щие затраты достигали 4,5 млн долла­ров США. Было сделано 80 кают, а так­же 10 кают люкс-класса. Недавно мо­дернизировали болгарский танкер, эта работа стоила 4 млн долларов.

Как вы ощущаете конкуренцию между судоремонтниками Балтии? У нас хорошие отношения с рижской судоверфью: с одной стороны, мы сотрудничаем, используем рижский сервис, потому что здесь мы не можем все сделать сами. В Риге потенциал для ремонта судов больше, но наше преиму­щество в том, что мы всю свою прибыль пускаем на развитие. Структура руко­водства нашего предприятия позволила наряду с ремонтом судов развить и дру­гие отрасли, и это одно из наших преимуществ.

В Литве мы вместе с фирмой Suprema участвуем в приватизации судоре­монтного завода, но окончательное ре­шение еще не принято, потому что цена может оказаться слишком высокой. К тому же в Литве при приватиза­ции предприятия земля остается в соб­ственности государства, что весьма рис кованно, потому что таким образом можно манипулировать ценами на зем­лю.

Большая часть прибыли Balti Leavaremonditebase реинвестируется, да и дополнительно берутся кредиты, ис­пользуются услуги лизинга. Вы видите еще больший потенциал в этой отрас­ли?

Потенциал очень велик. Считайте сами, если в 1990 году оборот завода составил 400-500 тыс. долларов США, то сегодня это 50 млн долларов, и мы надеемся за пять лет достичь годового оборота в 100 млн долларов США, стать конкурентоспособными в Европе. Судоремонтный бизнес — международ­ный. В Балтии цены на ремонт судов одинаковые, в Польше они на 15-20% выше, а по качеству мы от поляков не отстаем. Катеры, построенные по нашей технологии, в смысле качества не выби­ваются из западных критериев — к та­кому выводу пришла финская комиссия по приемке судов, которые мы для них строили. На малые суда сейчас есть спрос. На сегодняшний день мы можем ска­зать, что нет ничего такого в области ре­монта судов, чего мы не могли бы сде­лать. Мы еще не готовы строить суда по- настоящему, но надеемся развиться за пять лет. Очень значимый фактор в су­доремонтном бизнесе — где находится ремонтируемое судно, потому что из этих соображений выбирается место. Но к нам приезжали и с Черного моря, и из Арабских эмиратов, Мурманска, Архангельска. Таким образом, в смысле структуры рынка 20% судов приходят из России, Украи­ны, 20% — из Эс­тонии, а осталь­ная часть — с За­пада. Много гре­ческих и сканди­навских судов. Но как бы хо­рошо ни шли де­ла, они могут ид­ти еще лучше. Ка­кие проблемы вы видите в своей ин­дустрии?

Самую боль­шую проблему в Эстонии я вижу в привлечении ра­бочей силы, то же самое и в Латвии. Если литовские предприятия мо­гут привлекать ра­бочую силу из других стран, то в Эстонии и Латвии такой возможнос­ти нет, это запре­щено законодательством. В про­шлом году для ра­боты на заводе нужны были 200 человек из-за рубежа, а получили мы 10. Если мы рвемся в Европейский Со­юз, то надо стараться и жить как в ЕС, а там, как известно, рабочая сила сво­бодно перетекает из одной страны в другую. Из-за нехватки иностранной рабо­чей силы мы не можем участвовать в крупных проектах, где эстонские специ­алисты пока помочь не могут. Мы упус­тили два судна, и потеряли на этом при­мерно 16 млн долларов США, 7 млн из которых государство получило бы в ви­де налогов. Упущенные или потерянные нами суда ушли на ремонт в Клайпеду.

 

Самые неудовлетворенные

Перипетии этого лета с приватиза­цией клайпедского завода показали, что балтийским заводам больше, чем кому бы то ни было, есть что делить между собой...

Разумеется. Мы — большие конкуренты, ес­ли речь идет именно о ремон­те судов. Клай­педа больше спе­циализируется на конверсии судов, а мы кон­курируем в ре­монте. Правда, наш завод дела­ет это иначе, чем клайпед­ский. Их, на­пример, обеспе­чивают всеми материалами скандинавы, и там используют только местную рабочую силу. Мы, в свою оче­редь, сами по­ставляем металл и берем весь объем на себя.

Балтийские заводы сегодня забира­ют заказы у западно-европейских пред­приятий?

Да, и очень серьезно. Поэтому-то за­падноевропейцы и скандинавы так ак­тивно участвовали в приватизации в Балтии. За каждым заводом, за исклю­чением нашего, скрывается какая-либо иностранная компания — это и в Тал­линне так, и на Клайпеду целятся. Вмес­те с тем между странами Балтийского моря конкуренции фактически нет.

К тому же надо иметь в виду, что в Западной Европе судоремонтные заво­ды дотируются государством — в Нор­вегии, к примеру, в размере 25%. По­скольку к судостроению привлечено много народу, надо решать социальные вопросы. Кроме того, в таких странах территории судоремонтных заводов не включены в территорию порта, а у нас — да. А арендная плата отличается су­щественно. Мы много раз обращались к нашим должностным лицам, но никто не пошел нам навстречу в этих вопро­сах. И все же, не смотря на это отсутствие пони­мания со стороны долж­ностных лиц у нас и под­держку — там, они идут к нам ремонтироваться, потому что мы можем предложить все то же са­мое, что есть за грани­цей: мы работаем быстрее и с таким же качест­вом.

Планируете ли вы возобновить судо­строение, помимо ремонта? Может ли это оно быть рентабельным?

Здесь не идет речь о рентабельности. Строить несколько маленьких кораблей нерентабельно. А большие суда мы сей­час строить не можем, потому что нет поддержки со стороны государства. Может быть, лет через 10-15. Сейчас все в государстве только и говорят — транзит, транзит! А до промышленности никому дела нет.

Но ничто не стоит на месте. Если упадет спрос на ремонт, мы научимся строить корабли. У нас есть заказы от семи, примерно, скандинавских компа­ний. А мы пока потихоньку строим од­но судно — обучаем людей, не торопясь обучаем хороших специалистов. Но и тут государство не идет нам навстречу. Для того, чтобы ввезти специалистов из Хорватии, Скандинавии, которые обу­чили бы наших рабочих судостроению, нужна такая бюрократия! То же отно­сится и к простой рабочей силе. У нас в июле стояли в доках 24 судна и некому было работать, а ввозить людей нельзя из-за огромной кучи всяких бумаг. В судостроении для нас сейчас самое важное — сделать качественно первое судно. Если это удастся, сможем брать и следующие заказы.

Предположим, вы победите в кон­курсе на приватизацию Vakaru Laivu... Какие проекты вы связыва­ете с этим заводом?

Мы там собираемся работать. И все. Пока мы все приватизированные пред­приятия вытащили из такого, извини­те... грязи. И у RKB, когда мы пришли, cash flow был на нуле.

В чем секрет успеха, как удалось вы­тащить их "из грязи"?

Если бы это мог сказать любой удач­ливый бизнесмен, это был бы рецепт, как делать бизнес. Я не могу дать тако­го рецепта, я работаю с утра до вечера. Сидим там каждый день, учим персо­нал, работаем сами, ездим за границу, встречаемся с заказчиками — марке­тинг с утра до вечера. Самое существенное — это люди, специалисты, и инвестиции. Разумеется, нам, с крупной группой предприятий, легче раздобыть более крупные инвести­ции.

 

Самые желанные

Охарактеризуйте, пожалуйста, мес­то VLR среди компаний этого профиля в Балтии и в Европе?

После обретения независимости весь рынок, на который работал завод, есте­ственно, пропал. Надо было приложить большие усилия, чтобы найти свое мес­то на рынке и возобновить производст­во. Первое иностранное судно мы отре­монтировали в 1993 году — это было греческое судно. До этого в переходный период мы в принципе жили только из заказов, которые нам поставляло Ли­товское морское пароходство. Если посмотреть, то в 1996 и 1997 годах где-то 85% нашего оборота составили заказы, полученные на западном рынке. В про­шлом году мы отремонтировали 138 су­дов из 18 стран мира.

В России банки сейчас начали фи­нансировать программы возобновления флота и в том, что касается рыболовно­го флота — и старые наши клиенты на­чали возвращаться. Если брать пример нынешнего года, то отремонтировали несколько транспортных рефрижерато­ров и несколько больших рыболовецких судов. Этот рынок, после того, как по­явилось финансирование, идет к нам. И мы этому рады, естественно, потому что это наши старые клиенты, тем более, что суда, которые мы сейчас ремонтиру­ем, мы ремонтировали и прежде, и от­лично знаем их, специфику их ремонта, у нас есть технологическая документа­ция, то есть мы не видим проблем ника­ких.

Вы единственный в странах Балтии завод, делающий не только классичес­кий ремонт, но и переоборудование су­дов...

Да. Металлоработы делают и другие заводы, но каждый завод имеет свою специфику. Завод был чисто судоре­монтный, но мы меняем свою стратегию перейти к конверсии судов, к боль­шим реконструкциям.

Такие работы не делает ни одно предприятие на балтийском побережье например, реконструкция кувейтско­го судна. Это судно было построено для перевозки автомобилей, а переоборудо­вали его для перевозки овец. Это дейст­вительно большая реконструкция. Было заменено 13 тыс. тонн конструкций, где-то 40 км труб, все системы вентиля­ции, подачи воды и корма и очистки для живых организмов. Где-то восемь миллионов долларов. И теперь мы име­ем самые лучшие отзывы от судовладельца о качестве, о том, как судно ра­ботает.

В нынешнем году мы уже заканчива­ем очень серьезную работу по заказу — на пирсе стоит судно типа ро-ро «Етоак», которое занимается перевоз­ками в Балтийском море. Судовладелец получил длительный фрахт, посчитал, что ему было бы выгодно увеличить по возможности принятие трейлеров, по­ этому была сделана секция весом раз­мером 17,5 метров и весом 450 тонн.

То есть, вы конкурируете на евро­пейском уровне?

В принципе, мы следим за ценами, за тем, как работают поляки, и сейчас ситуация такова, что немножко подня­лись цены на польских верфях, и как ни странно, увеличились сроки. Может быть, это связано с тем, что Польша уже начала реальный путь в ЕС, и там уже начинаются ограничения на ввоз иностранной рабочей силы. Мы все знаем, что поляки использо­вали российских и украинские рабо­чих. Уровень цен таков, что мы действи­тельно вне конкуренции, если брать Ев­ропу. Но есть разные судовладельцы. Есть судовладельцы, которых интересует только цена, есть такие, которых инте­ресует только качество, есть и такие, ко­торые выбирают оптимальное соотно­шение между тем и другим. Мы ориентируемся на рынок, где су­ществуют старые и добрые традиции по осмотру судов — скандинавский рынок, немецкий рынок, английский рынок — поэтому рынок сейчас положительный для нас с нашим качеством работы и с нашими ценами. Сейчас вы стоите на пороге прива­тизации. Есть ли какие-то конкретные инвестиционные планы — чего вы.жде­те от новых инвесторов? В проекте приватизации действи­тельно есть инвестиции: где-то 50 миллионов литов за пять лет. Это 2,5 млн долларов каждый год. Это инвестиции в технологии, связанные с ремонтом су­дов: в окрасках, обслуживании этих ра­бот. По старой философии все было су- перцентрализовано — энергетическая система, система газоснабжения завода. Это должно быть децентрализовано. Мы также ориентируемся не только на ремонт, но больше на конверсии, по­этому в список инвестиций входят инве­стиции в изготовление крупных метал­локонструкций, механической обработ­ки стали.

Немаловажную роль должна играть и программа по улучшению экологичес­кой ситуации на заводе, потому что ре­монт судов — довольно-таки грязное дело...

Из Ваших слов ясно, что завод все больше укрепляет свои позиции на ев­ропейском рынке, и клиенты у вас в ос­новном западные. В то же время пре­тенденты на приватизацию — «мест­ные», литовцы, латыши и эстонцы. По­чему тут нет крупных западных судоре­монтников ?

Во-первых, мы остались очень недо­вольны самим процессом приватизации, работой консультационной фирмы — в нашем случае эту работу выполняла фирма, действующая в рамках про­граммы PHARE. И я считаю, что они эту работу выполнили слабо. Потому что реклама завода или поиск потенци­альных инвесторов свелся к подготовке 3000 писем фирмам, которые, по их мнению, потенциально могут участвовать в этом конкурсе. И еще объявления в финансовых газетах Англии.

Это оттого, что наше предприятие было первым в списке приватизации больших предприятий. И по неопытнос­ти мы считали этот процесс простым, верили, что найти инвестора не сложно, поэтому участвовали в приватизации только те, кто нас очень хорошо знает, то есть, местная фирма, с которой мы сотрудничаем с 1992 года — она снаб­жает нас сталью, и наши соседи-конку- ренты по балтийскому морю эстонцы и латыши. Те, кто нас хорошо знает, быст­ро среагировали и были подготовлены к приватизации.

А западные фирмы... Мы действи­тельно говорили с некоторыми крупны­ми концернами. Но пока информация доходит до головы этого концерна и об­рабатывается — это где-то два месяца. Хотя мы тоже заинтересованы, чтобы тот инвестор, который купит наш завод, был сильным в финансовом отношении, в технологическим отношении — мог бы внести новые технологии, пришел бы не только с деньгами, но и с бизнесом.